Реколлекции с о. Николаем, 18-20 мая 2012 г.
Первый день, 18 мая 2012 г.
О. Николай Дубинин OFM Conv: Тема наших дней духовного обновления, наших духовных упражнений: «Молитва в Церкви и с Церковью». Почему такая тема, что она означает? На самом деле иногда, и, к сожалению, не слишком редко мы встречаемся с таким подходом противопоставления себя и Церкви. Проявляется это по-разному, и сразу скажу, что это – не по-христиански, потому что для первых христиан их личная вера, их личная молитва была совершенно неотделимо связана с молитвой общей, с общением. Если не верите, возьмите хотя бы в эти дни еще раз Священное Писание, Деяния Святых Апостолов и почитайте, как собиралась, как жила Церковь. Можете найти подтверждение также в различных трудах, трактатах об истории Церкви, о первых веках, которые тоже есть на русском языке, так что приглашаю Вас здесь к индивидуальному более глубокому осознанию и ознакомлению.
Но потом в истории пошло развитие по-разному, и в католической Церкви нашей также в силу различных преобразований в обществе, изменения культуры, менталитета людей, каких-то социально-политических различных явлений начало развиваться такое явление как индивидуализм, и поэтому мы смотрим сейчас: храмов в средневековье очень много, в позднем средневековье и вплоть до XV—XVI века – очень много храмов, и если попадаем в какой-нибудь европейский город типа Кракова, например, в Польше либо где-то в Италии, во Франции, можно найти такие небольшие города, которые буквально наполнены храмами и монастырями. Ну, монастыри еще понятно – расцвет монашеской жизни, община имеет свою обитель и так далее, а вот храмы, если мы углубимся в их историю, то если раньше, в начале нашей истории храмы строили потому что были христиане, для того, чтобы помещать общину, для того, чтобы в случае опасности ее защищать, то позже это уже выражение какого-то благочестия, жертвенности, благотворительности, а также благосостояния, потому что уважающая себя благородная семья должна была иметь свою частную часовню.
Крещение: если в первые века мы видим, что это Навечерие Пасхи, Пасхальная ночь, это, действительно, событие, к которому готовятся и сами крещаемые и вся община, то позже мы видим, что в этих храмах, в этих часовенках начинается все больше индивидуальное крещение.
С молитвой происходит то же самое. Все больше приобретает характер индивидуальной молитва, и все больше отходит на второй план именно чувство того, насколько важно и насколько прекрасно участвовать в молитве совместно. Совместная молитва воспринимается как что-то такое обязательное, но теряется ощущение, что это фундамент, что это что-то очень важное, прямо необходимое. И, к сожалению, такое ощущение, такое положение дел и такое восприятие себя и Церкви в молитве и в духовной жизни развивалось.
XX век вообще характерен тем, что противопоставление Церкви и веры, Церкви и молитвы пошло очень далеко и уже начало выливаться в конфликтные ситуации. Середина XX века: очень много апологетических сочинений с одной и с другой стороны на тему: «Бог – да, Церковь – нет». Кто-то протестует и требует, чтобы церковь была бедной, еще какой-то, ближе к народу и так далее и так далее, кто-то – чтобы она была более прогрессивной, кто-то – чтобы она была более консервативной, а кто-то просто говорит: «Я верю и мне этого достаточно, поэтому Бог в моей жизни есть, а Церкви места особо нет и она не нужна».
Здесь в нашем контексте, когда католической Церкви практически не существовало в советское время, а если она была, то на уровне каких-то спорадических контактов со священниками, можно было практиковать только очень ограничено и практически подпольно, и такого вопроса, такого явления не было. Но было другое явление, которое связано тоже с тем контекстом, в котором мы живем, с контекстом больного или ослабленного православия, где верить не означает практиковать.
В нашем контексте часто характерен подход без лозунгов борьбы, но какого-то такого равнодушия или отдаленности или отчужденности. Моя вера, моя молитва – это одно, моя жизнь — это одно, то что происходит в Церкви – это другое, оно чужое, оно не является частью моей жизни, я не чувствую, как что-то ценное. Как обязательное – да. Может быть, понял, может быть, воспитали так, что в воскресенье надо ходить на Мессу, надо читать ежедневно Розарий, надо еще что-то и так далее, и так далее. Это та сфера где «надо», где что-то «внешнее», а что-то вот по-настоящему духовное, мое, интимное – это вот та молитва, которая где-нибудь там, в уголочке, под столбом, подальше от других, когда «не мешают» молитвы из алтаря, когда поменьше людей в лавках. Может быть, вам встречались такие люди, может быть, и сами вы немного такое переживаете.
Мне приходилось часто, чаще, чем в других регионах и странах встречаться с таким подходом у нас. Приходит человек и начинает рассказывать, как он верит, какой он католик, а живет он вот здесь и на соседней улице. «А на Мессу что не ходим»? «Ну, Вы знаете, я вот прихожу, мне так мешают вот все эти ваши хороводы, вот эти все Мессы — что-то отвечать, коленки – не коленки, люди, тесно, душно. Вот мне хорошо, когда я приду, помолюсь, и мне этого достаточно – не в воскресенье и не во время Мессы».
И человек вполне убежденно считает, что это – хорошо, и на этом начинает строить свою духовную жизнь. Ну, ради Бога. В таких разговорах когда говорят: «А зачем надо, вы нам докажите, что нужно», я всегда говорю: «Не нужно. Из Москвы в Петербург и обратно можно ходить пешком, по болотам, не пользуясь поездами, общественным транспортом и так далее. Вперед, может быть, дойдешь, вряд ли быстрее Сапсана, конечно, но дело твое».
И очень распространен, конечно, такой подход и, я бы сказал, что этот вопрос злободневный. Он злободневен и для нас, как для отдельных людей, для нашего духовного роста, потому что молитва с Церковью, молитва вместе с Церковью – это не театр, это не традиция, это не просто обязанность, это, действительно, помощь, это, действительно, очень-очень ценный и незаменимый для нас Дар от Бога, Который знает, как мы сотворены, и знает, что нам нужно. С другой стороны, такой равнодушный подход или подход отчужденный тоже ослабляет наши и без того не слишком сильные общины.
Статистика. Здесь уже выхожу не некий межконфессиональный уровень и скорее ставлю проблему нашего современного российского общества. Даже буддисты говорят, что у них та же самая проблема: это именно процент регулярной посещаемости или, как мы говорим, религиозной практики людей – в России у буддистов один из самых низких в мире. Говорят что в Москве 30.000 католиков, а через кафедральный собор в Святую Субботу прошло около 6.000, плюс 1500-2000 по остальным местам. 7000-8000 тысяч посещаемости Пасхально-Рождественских праздников, процентов 10-15% посещаемости по праздникам. Но это только статистика. В нашем понимании Церкви как общины, к которой принадлежу я, нам очень далеко еще до протестантов, у которых ты считаешься баптистом такой-то номинации при условии, если ты ходишь постоянно, если ты платишь десятину. И там это очень жесткое требование. Там небольшие общины, но они очень сильные, поскольку если человек не пришел, то община начинает беспокоится, почему его нет. Если он заболел, ему помогают, если он не захотел. Дисциплина совершенно здесь разная.
Но мы занимаемся своими проблемами, мы от них не свободны, потому что остается у нас вот такой налет того, что вот – моя Вера, моя молитва, и вот где-то – Церковь. Даже священники от этого не вполне свободны.
Каждый день, когда вы присутствуете на Мессе, миряне, мы слышим перед приветствием мира: «Господи Иисусе Христе … не призри на грехи наши, но на Веру Церкви Твоей…» и ударения очень четко стоят на «Нас» и на «Церкви». И посреди стоит противопоставление «но», и некоторые воспринимают это как противопоставление. На самом деле, естественно, не противопоставляется «мы» и «Церковь», противопоставляются «грехи» и «Вера», а вот «мы» и «Церковь» выступают здесь как синонимы, более того, как тождественные вещи.
Наша вера и наша жизнь, наша духовная жизнь, не будет полноценной, если мы не оценим той действительной силы, той красоты и той важности, которую имеет наша молитва в Церкви и с Церковью.
Молитва в Церкви означает наше духовное расположение к тому, чтобы не ставить свое «я» отдельно от Церкви или выше Церкви, т.е. это не означает «моя молитва в Храме». Молитва в Церкви, это – когда я понимаю, что я являюсь частичкой этой Церкви, и что мой голос, когда он звучит, это голос, который звучит по всему миру и он вливается во что-то общее. Как капелька: она может быть в каком-то водоеме, в реке, ручейке, в море и т.д., ее не видно, она живет своей жизнью, но она жива. Может быть так, что мы пролили каплю на асфальт, посветило солнышко, и вот ее нет.
Поэтому тема наших реколлекций, наших духовных упражнений «Молитва в Церкви», моя молитва внутри живой общины, которой является Церковь. Не Храма, не отвлеченного понятия, ни чего-то чужого, но именно того, что есть. В эти дни Церковью будем мы. Т.е. будет наша молитва каждого из нас, как такой вклад, как такая капелька в ручеек нас собравшихся здесь как Церкви. Мы вроде бы разные, чужие, но в то же время, есть что-то, что нас объединяет. И это объединение совершенно иное, чем где-нибудь в поезде, трамвае, вагоне метро, по статистикам, пропискам, переписям населения и т.д. И конечно находясь в Церкви, идет молитва с Церковью.
И здесь другое бывает искушение, другое настроение: «Я вас люблю, но на расстоянии». И чем больше расстояние, тем крепче наша любовь. «Я буду участвовать в таинстве, в литургии, буду внутри, но все равно в стороночке. Я буду думать о спасении всего мира, но не поделюсь своей радостью и болью, не подарю своей молитвы. Я буду заниматься какими-то своими индивидуальными вопросами, и находясь внутри Церкви, я буду читать даже Литургию Часов, но я буду молиться один, я буду молиться одна».
Поэтому вторая часть наших реколлекций, это именно молитва с Церковью, вместе, чувствуя себя частью и осуществляя, воплощая это чувство того, что мы действительно собираемся вместе.
Уже в Ветхом Завете и надо сказать не только в иудео-христианстве, но и в других религиях есть такое разделение индивидуального благочестия и общинно-выражаемой и переживаемой веры или верования. Это уже из области культурологии: ездят, различные примитивные племена исследуют, описывают, и замечают, что определенные явления, проявления религиозности, не зависят от того, какую книгу читают, по какому катехизису живут, но они скорее вписаны в человеческую природу, в проявление человека как такового.
И здесь, конечно, прежде всего, когда мы говорим о религиозном чувстве, о духовной жизни, о нашем столкновении со Святым, с Sacrum, конечно, прежде всего, важен индивидуальный личный опыт. Человек встречается с чем-то Святым, человек ищет чего-то Святого, того, что выходит где-то за его рамки, того что, выражаясь философским термином, трансцендентно, что выходит за его границы. И человек с этим неизменно сталкивается, потому что очень много рядом с нами вещей, которые выходят за пределы наших сил, возможностей, знаний и т.д.. И каждый раз, когда мы с этим сталкиваемся, мы ощущаем, что мы ограничены, что есть еще что-то кроме нас.
И это переживание тем сильнее, чем в большей степени оно касается нас лично. Одно дело, когда сталкиваешься с явлением неизлечимой болезни вообще, другое дело, когда знакомый тебе человек это переживает, а третье, когда ты сам оказываешься в ситуации, когда ты полностью бессилен. И почему очень многие люди приходят к искренней вере именно в таких ситуациях. Не только потому, что убежать из них хочется. Но это также момент столкновения с Истиной, открытия Истины, того, что ты не все на этой Земле, что есть еще Что-то, что выходит за твои рамки. Это становится, с одной стороны, страшно, с другой стороны – притягательно, и мы хотим к этому прикоснуться. Есть много религиозно-культуроведческих трудов, которые посвящены этому Sacrum, Священному и связанному с ним двойному чувству – с одной стороны, ужасу, а с другой стороны, притяжению. В Ветхом Завете Бог внушает страх, трепет, на него смотреть даже нельзя, потому что настолько все это велико, что можно умереть. А с другой стороны – притягивает, человек хочет, ищет контакта, близости – там побороться, там посмотреть, там еще что-то. Вот это столкновение человека с Sacrum.
Когда у человека есть свой личный опыт, тогда он становится способным и воспринимать опыт других людей, который подобен его индивидуальному опыту, и как-то выражать все это вместе и как-то передавать его для того, чтобы не каждый должен был, как Моисей, ходить на гору на встречу с Богом. Поэтому весь этот индивидуальный опыт находит какое-то естественное общинное выражение и продолжается во времени. И мы с вами, каждый по отдельности, включены в ход этого времени, этой истории, этого опыта.
Т.е. получается что-то похожее со школой, с образованием. Кто-то изобретает несколько букв, кто-то еще изобретает, их опыт сливается, возникает письменность, потом люди учатся не только долбить знаки по камню, но и делать папирус, чернила и еще что-то, еще что-то, и это проходят те люди, которые включены в этот процесс, и, таким образом, вливаются в цивилизацию. И сейчас уже, говорят, в Москве открывают какие-то школы или классы, где детей уже не будут учить писать от руки, а только на компьютере. Но может быть, помните, «Таежный тупик», и так, что люди оказываются выключенными из процесса развития цивилизации, как например, староверы, удалившиеся перед войной в леса, не знавшие ни про войну, ни про спутники, жившие тем, что сами изобретали, сеяли, выращивали и вернувшиеся в цивилизацию в наше время и не умевшие пользоваться плодами цивилизации. С нами может происходить и происходит то же самое.
Человек, который приобщается во всех отношениях к жизни Церкви, которую здесь можно назвать в хорошем смысле «цивилизацией», приобретает этот опыт быстрее, чему-то учится. Не обязательно он должен наполнится всем, сказать: «это – мое», естественно, он сам что-то делает, идет, что-то постигает, что-то ему нравится, не нравится, что-то чувствует, но он вливается в эту цивилизацию. Люди, которые говорят: «Мне вот и хватит», выходят на какой-то остановочке, от этого процесса отсоединяются. И последствия тоже являются очень быстро и неизбежно. Как говорится, что сеешь, то и пожинать будешь. Не сеешь – не будешь, сеешь – будешь. Если делаешь шаг, который даже может быть превышает твое какое-то естественное желание и осознание, значит, можешь чего-то добиться, если пускаешь на самотек, поплывешь туда, куда нехорошая вода плывет.
Поэтому мы с вами будем искать и в размышлениях и в нашей такой своеобразной мастерской, того, чтобы то, что мы можем почувствовать, к чему можем приобщиться, нашло также конкретное выражение. Цели мы достигнем тогда, когда это будет действительно воплощаться в нашей общине, а потом в вашей жизни. Если вы иначе посмотрите на свое время в праздники и торжества, если ваше ощущение участия в литургии приобретет иной вкус, для вас самих, оно сможет принести плоды для вас и для других людей, стать заразительным.
Это и будет темой наших реколлекций, которыми хочу вас вдохновить, поделиться и пригласить потом к индивидуальному размышлению и к воплощению в своей жизни и жизни ваших общин, начиная с того, чтобы открыть ваши приходы, наши монастыри, ваши общины, как наши общины, наши монастыри как ваши монастыри и заканчивая теми плодами, которые Господь своею благодатью каждому из нас приготовил.
Это в качестве общего введения, почему наши реколлекции называются в этот раз «Молитва в Церкви и с Церковью».
Благодарим Тамару Яковлевну Зорину за помощь в подготовке этого материала
